Неточные совпадения
Итак, отдавши нужные приказания еще с
вечера,
проснувшись поутру очень рано, вымывшись, вытершись с ног до головы мокрою губкой, что делалось только по воскресным дням, — а в тот день случись воскресенье, — выбрившись таким образом, что щеки сделались настоящий атлас в рассуждении гладкости и лоска, надевши фрак брусничного цвета с искрой и потом шинель на больших медведях, он сошел с лестницы, поддерживаемый под руку то с одной, то с другой стороны трактирным слугою, и сел в бричку.
Он оставляет раут тесный,
Домой задумчив едет он;
Мечтой то грустной, то прелестной
Его встревожен поздний сон.
Проснулся он; ему приносят
Письмо: князь N покорно просит
Его на
вечер. «Боже! к ней!..
О, буду, буду!» и скорей
Марает он ответ учтивый.
Что с ним? в каком он странном сне!
Что шевельнулось в глубине
Души холодной и ленивой?
Досада? суетность? иль вновь
Забота юности — любовь?
Однажды, под
вечер, уже совсем почти выздоровевший Раскольников заснул;
проснувшись, он нечаянно подошел к окну и вдруг увидел вдали, у госпитальных ворот, Соню.
Она рассказала, в котором часу государыня обыкновенно
просыпалась, кушала кофей, прогуливалась; какие вельможи находились в то время при ней; что изволила она вчерашний день говорить у себя за столом, кого принимала
вечером, — словом, разговор Анны Власьевны стоил нескольких страниц исторических записок и был бы драгоценен для потомства.
Часто случается заснуть летом в тихий, безоблачный
вечер, с мерцающими звездами, и думать, как завтра будет хорошо поле при утренних светлых красках! Как весело углубиться в чащу леса и прятаться от жара!.. И вдруг
просыпаешься от стука дождя, от серых печальных облаков; холодно, сыро…
И старческое бессилие пропадало, она шла опять. Проходила до
вечера, просидела ночь у себя в кресле, томясь страшной дремотой с бредом и стоном, потом
просыпалась, жалея, что
проснулась, встала с зарей и шла опять с обрыва, к беседке, долго сидела там на развалившемся пороге, положив голову на голые доски пола, потом уходила в поля, терялась среди кустов у Приволжья.
Пустой, не наполненный день,
вечер — без суеты, выездов, театра, свиданий — страшен. Тогда
проснулась бы мысль, с какими-нибудь докучливыми вопросами, пожалуй, чувство, совесть, встал бы призрак будущего…
На весь
вечер примолкла; только ночью во втором часу
просыпаюсь я, слышу, Оля ворочается на кровати: «Не спите вы, маменька?» — «Нет, говорю, не сплю».
Я с жаром дал ей слово, что останусь до
вечера и что, когда он
проснется, употреблю все усилия, чтоб развлечь его.
Вечер так и прошел; мы были вместо десяти уже в шестнадцати милях от берега. «Ну, завтра чем свет войдем», — говорили мы, ложась спать. «Что нового?» — спросил я опять,
проснувшись утром, Фаддеева. «Васька жаворонка съел», — сказал он. «Что ты, где ж он взял?» — «Поймал на сетках». — «Ну что ж не отняли?» — «Ушел в ростры, не могли отыскать». — «Жаль! Ну а еще что?» — «Еще — ничего». — «Как ничего: а на якорь становиться?» — «Куда те становиться: ишь какая погода! со шканцев на бак не видать».
Утром я только что
проснулся, как увидел в каюте своего городского слугу, который не успел с
вечера отправиться на берег и ночевал с матросами.
Зятя Гуляев не пожелал видеть даже перед смертью и простился с ним заочно.
Вечером, через несколько часов после приезда Бахарева, он уснул на руках дочери и Бахарева, чтоб больше не
просыпаться.
Следующие два дня были дождливые, в особенности последний. Лежа на кане, я нежился под одеялом.
Вечером перед сном тазы последний раз вынули жар из печей и положили его посредине фанзы в котел с золой. Ночью я
проснулся от сильного шума. На дворе неистовствовала буря, дождь хлестал по окнам. Я совершенно забыл, где мы находимся; мне казалось, что я сплю в лесу, около костра, под открытым небом. Сквозь темноту я чуть-чуть увидел свет потухающих углей и испугался.
Когда старики Бурмакины
проснулись, сын их уже был женихом. Дали знать Калерии Степановне, и
вечер прошел оживленно в кругу «своих». Валентин Осипович вышел из обычной застенчивости и охотно дозволял шутить над собой, хотя от некоторых шуток его изрядно коробило. И так как приближались филипповки, то решено было играть свадьбу в рожественский мясоед.
Пообедавши, заснул Данило молодецким сном и
проснулся только около
вечера.
Спать мы легли в этот
вечер несколько позже обыкновенного, и среди ночи я
проснулся в слезах.
Одной ночью разразилась сильная гроза. Еще с
вечера надвинулись со всех сторон тучи, которые зловеще толклись на месте, кружились и сверкали молниями. Когда стемнело, молнии, не переставая, следовали одна за другой, освещая, как днем, и дома, и побледневшую зелень сада, и «старую фигуру». Обманутые этим светом воробьи
проснулись и своим недоумелым чириканьем усиливали нависшую в воздухе тревогу, а стены нашего дома то и дело вздрагивали от раскатов, причем оконные стекла после ударов тихо и жалобно звенели…
Я обиделся и отошел с некоторой раной в душе. После этого каждый
вечер я ложился в постель и каждое утро
просыпался с щемящим сознанием непонятной для меня отчужденности Кучальского. Мое детское чувство было оскорблено и доставляло мне страдание.
Однажды я заснул под
вечер, а
проснувшись, почувствовал, что и ноги
проснулись, спустил их с кровати, — они снова отнялись, но уже явилась уверенность, что ноги целы и я буду ходить. Это было так ярко хорошо, что я закричал от радости, придавил всем телом ноги к полу, свалился, но тотчас же пополз к двери, по лестнице, живо представляя, как все внизу удивятся, увидав меня.
Каторжные и поселенцы изо дня в день несут наказание, а свободные от утра до
вечера говорят только о том, кого драли, кто бежал, кого поймали и будут драть; и странно, что к этим разговорам и интересам сам привыкаешь в одну неделю и,
проснувшись утром, принимаешься прежде всего за печатные генеральские приказы — местную ежедневную газету, и потом целый день слушаешь и говоришь о том, кто бежал, кого подстрелили и т. п.
Напустив на себя храбрости, Яша к
вечеру заметно остыл и только почесывал затылок. Он сходил в кабак, потолкался на народе и пришел домой только к ужину. Храбрости оставалось совсем немного, так что и ночь Яша спал очень скверно, и
проснулся чуть свет. Устинья Марковна поднималась в доме раньше всех и видела, как Яша начинает трусить. Роковой день наступал. Она ничего не говорила, а только тяжело вздыхала. Напившись чаю, Яша объявил...
Нюрочка спряталась в кабинете отца и хотела здесь просидеть до
вечера, пока все не
проснутся: она боялась Васи.
На третьи сутки, в то самое время, как Егор Николаевич Бахарев, восседая за прощальным завтраком, по случаю отъезда Женни Гловацкой и ее отца в уездный городок, вспомнил о Помаде, Помада в первый раз пришел в себя, открыл глаза, повел ими по комнате и, посмотрев на костоправку, заснул снова. До
вечера он спал спокойно и
вечером, снова
проснувшись, попросил чаю.
Так проходит вся ночь. К рассвету Яма понемногу затихает, и светлое утро застает ее безлюдной, просторной, погруженной в сон, с накрепко закрытыми дверями, с глухими ставнями на окнах. А перед
вечером женщины
проснутся и будут готовиться к следующей ночи.
Женичка дома не жил: мать отдала его в один из лучших пансионов и сама к нему очень часто ездила, но к себе не брала; таким образом Вихров и Мари все почти время проводили вдвоем — и только
вечером, когда генерал
просыпался, Вихров садился с ним играть в пикет; но и тут Мари или сидела около них с работой, или просто смотрела им в карты.
Во всех этих случаях Петра Петровича никто и никогда не видал говорящим или делающим какие-нибудь глупости — и даже очень утомленным: бодро оканчивал он проведенные таким образом
вечера и бодрым и свежим
просыпался он и на другой день.
В доме Крестовниковых, как и водится, последовало за полнейшим постом и полнейшее пресыщение: пасха, кулич, яйца, ветчина, зеленые щи появились за столом, так что Павел, наевшись всего этого, проспал, как мертвый, часов до семи
вечера,
проснулся с головной болью и, только уже напившись чаю, освежился немного и принялся заниматься Тацитом [Тацит (около 55 — около 120) — древнеримский историк.].
На заре
проснулся — в глаза мне розовая, крепкая твердь. Все хорошо, кругло.
Вечером придет О. Я — несомненно уже здоров. Улыбнулся, заснул.
Случалось ли вам летом лечь спать днем в пасмурную дождливую погоду и,
проснувшись на закате солнца, открыть глаза и в расширяющемся четырехугольнике окна, из-под полотняной сторы, которая, надувшись, бьется прутом об подоконник, увидать мокрую от дождя, тенистую, лиловатую сторону липовой аллеи и сырую садовую дорожку, освещенную яркими косыми лучами, услыхать вдруг веселую жизнь птиц в саду и увидать насекомых, которые вьются в отверстии окна, просвечивая на солнце, почувствовать запах последождевого воздуха и подумать: «Как мне не стыдно было проспать такой
вечер», — и торопливо вскочить, чтобы идти в сад порадоваться жизнью?
Прежде всего мы решили, что я с
вечера же переберусь к Глумову, что мы вместе ляжем спать и вместе же завтра
проснемся, чтобы начать «годить». И не расстанемся до тех пор, покуда вакант сам собой, так сказать, измором не изноет.
На другой день
вечером, когда ей доложили, что Степан Владимирыч
проснулся, она велела позвать его в дом к чаю и даже отыскала ласковые тоны для объяснения с ним.
Заснув крепким сном, он
проснулся под
вечер; в жарком воздухе комнаты таял, пройдя сквозь ставень, красный луч солнца, в саду устало перекликались бабы, мычало стадо, возвращаясь с поля, кудахтали куры и пугливо кричали галчата.
Остаток
вечера я просидел за книгой, уступая время от времени нашествию мыслей, после чего забывал, что читаю. Я заснул поздно. Эта первая ночь на судне прошла хорошо. Изредка
просыпаясь, чтобы повернуться на другой бок или поправить подушки, я чувствовал едва заметное покачивание своего жилища и засыпал опять, думая о чужом, новом, неясном.
На другое утро Оленин
проснулся поздно. Хозяев уже не было. Он не пошел на охоту и то брался за книгу, то выходил на крыльцо и опять входил в хату и ложился на постель. Ванюша думал, что он болен. Перед
вечером Оленин решительно встал, принялся писать и писал до поздней ночи. Он написал письмо, но не послал его, потому что никто всё-таки бы не понял того, чтò он хотел сказать, да и не зачем кому бы то ни было понимать это, кроме самого Оленина. Вот чтò он писал...
Проснувшись перед
вечером, он умылся, обчистился, пообедал и, закурив папироску, сел у окна, выходившего на улицу.
Проснувшись перед
вечером на диване в чужой квартире, я быстро вскочил и с жесточайшею головною болью бросился скорей бежать к себе на квартиру; но представьте же себе мое удивление! только что я прихожу домой на свою прежнюю квартиру, как вижу, что комнату мою тщательно прибирают и моют и что в ней не осталось уже ни одной моей вещи, положительно, что называется, ни синя пороха.
Я уснул и
проснулся к
вечеру.
Гудок застал инженера Боброва за чаем. В последние дни Андрей Ильич особенно сильно страдал бессонницей.
Вечером, ложась в постель с тяжелой головой и поминутно вздрагивая, точно от внезапных толчков, он все-таки забывался довольно скоро беспокойным, нервным сном, но
просыпался задолго до света, совсем разбитый, обессиленный и раздраженный.
Вот прошло сколько-то времени, я и не знаю, сколько. Слегла Оксана на лавку, стала стонать. К
вечеру занедужилось, а наутро
проснулся я, слышу: кто-то тонким голосом «квилит» [Квилит — плачет, жалобно пищит.]. Эге! — думаю я себе, — это ж, видно, «диты́на» родилась. А оно вправду так и было.
Неужели он всегда будет жить вот так: с утра до
вечера торчать в магазине, потом наедине со своими думами сидеть за самоваром и спать потом, а
проснувшись, вновь идти в магазин?
Игнат рано утром уезжал на биржу, иногда не являлся вплоть до
вечера,
вечером он ездил в думу, в гости или еще куда-нибудь. Иногда он являлся домой пьяный, — сначала Фома в таких случаях бегал от него и прятался, потом — привык, находя, что пьяный отец даже лучше, чем трезвый: и ласковее, и проще, и немножко смешной. Если это случалось ночью — мальчик всегда
просыпался от его трубного голоса...
И, придя домой, сей озлобленный человек начал совершать странные над собой вещи: во-первых, еще
вечером он сходил в баню, взял там ванну, выбрился, выстригся, потом, на другой день, едва только
проснулся, как сейчас же принялся выбирать из своего небогатого запаса белья лучшую голландскую рубашку, затем вытащил давным-давно не надеваемые им лаковые сапоги.
Долгов, прочитав письма, решился лучше не дожидаться хозяина: ему совестно было встретиться с ним. Проходя, впрочем, переднюю и вспомнив, что в этом доме живет и граф Хвостиков, спросил, дома ли тот? Ему отвечали, что граф только что
проснулся. Долгов прошел к нему. Граф лежал в постели, совершенно в позе беспечного юноши, и с первого слова объявил, что им непременно надобно ехать
вечером еще в одно место хлопотать по их делу. Долгов согласился.
Я был так счастлив, что по временам не верил своему счастью, думал, что я вижу прекрасный сон, боялся
проснуться и, обнимая мать, спрашивал ее, «правда ли это?» Долее всех
вечеров просидела она со мной, и Упадышевский не один раз приходил и просил ее уехать.
Как обыкновенно, на другой день господин Голядкин
проснулся в восемь часов;
проснувшись же, тотчас припомнил все происшествия вчерашнего
вечера, — припомнил и поморщился.
Но писать всегда нельзя.
Вечером, когда сумерки прервут работу, вернешься в жизнь и снова слышишь вечный вопрос: «зачем?», не дающий уснуть, заставляющий ворочаться на постели в жару, смотреть в темноту, как будто бы где-нибудь в ней написан ответ. И засыпаешь под утро мертвым сном, чтобы,
проснувшись, снова опуститься в другой мир сна, в котором живут только выходящие из тебя самого образы, складывающиеся и проясняющиеся перед тобою на полотне.
Утром
проснешься, стало быть, и от жилки полезет вверх на темя, скует полголовы, и будешь к
вечеру глотать пирамидон с кофеином.
Вечером я пришел к нему, он только что
проснулся и, сидя на постели, пил квас, жена его, согнувшись у окошка, чинила штаны.
Но всему бывает конец, тем более такому блаженному состоянию, и я через час точно
проснулся к действительности: бессознательно закинутые мною удочки лежали неподвижно, я почувствовал, что сидеть было сыро, и воротился назад, чтоб провесть остальное утро на пристани, в покойных креслах, и чтоб исполнить мелькнувшую у меня
вечером мысль — попробовать, не будет ли брать там рыба: глубина была значительная.
На другой день Павел
проснулся часу в двенадцатом, потому что с
вечера раздумался и заснул только на утре.